Найти виновных можно, даже когда программные средства защиты оказались бессильны
За последние два года 48% российских компаний столкнулись с экономическими преступлениями. Это значительно ниже результата за 2014 год (60%), но выше общемирового показателя (36%). Среди самых «больных мест» в наших организациях — присвоение активов, мошенничество в сфере закупок, взяточничество и коррупция. Инциденты обычно расследуют службы безопасности с помощью специальных программ (например, DLP-систем). Но если таких инструментов нет или их недостаточно, то компания может прибегнуть к опыту израильских спецслужб.
Приведу пример из личной практики. Служба безопасности банка, входящего в топ-20 крупнейших в России, заподозрила одного из топ-менеджеров в торговле инсайдом. Он работал с финансовыми инструментами и знал, когда и какие деривативы нужно покупать и продавать, как поступать с акциями, чтобы получить максимальную выгоду. Одни из клиентов как будто стали «угадывать» чаще, другие реже. Это можно было бы списать на случайность, но руководство банка решило убедиться, что никто из клиентов не пользуется покровительством топ-менеджера.
Информация, собранная DLP-системой, подтвердить подозрения не помогла. А открытая проверка полиграфом могла бы испортить рабочие отношения и демотивировать сотрудника, если бы тот оказался невиновен. В итоге банк решил обратиться к профайлингу. Под видом кадрового обучения я пообщался с менеджером лично. Его психологический портрет, реакции и невербальные жесты говорили о том, что подозрения банка могли быть оправданны. Расследование продолжили — третья беседа с топом принесла признание: он действительно сблизился с некоторыми клиентами и помогал им принимать верные решения, за что получал вознаграждение. Чем закончилась история, не скажу: на получении признания моя работа закончилась. Но банк раскрыл инцидент, используя технологии профайлинга.
Первыми прогнозировать поведение людей начали в 1960-е в полиции Израиля, на очередной волне терактов. Силовики оценивали эмоции авиапассажиров по их микровыражениям и стремились выявить преступные намерения. Но с тех пор профайлинг продвинулся и стал использоваться шире: для разоблачения мошенничества, управления кадрами, повышения продаж и просчета рисков личности для окружающих или бизнеса. Причем силовикам в аэропортах тяжелее, чем компаниям: у первых почти нет времени на общение, и оценку приходится выносить на лету. С работой «на месте» куда проще.
Есть преступление и круг подозреваемых, но нет зацепок: что делать
Человеку свойственно симпатизировать людям со схожими убеждениями, поэтому сотрудникам компании трудно быть объективными. Но все же, если инцидент произошел, есть подозреваемые, а зацепок и возможности пригласить эксперта у вас нет, используйте приемы профайлинга самостоятельно. Вот базовая схема.
Освободите полчаса и соберите людей вместе. Озвучьте проблему, обстоятельства, которые уже ясны, и последствия. Расскажите, как будете расследовать инцидент, что ждет виновных и тех, кто поможет разобраться. Ваша цель — «надавить» на причастных и успокоить остальных. Через 15-20 минут тем, кому нечего скрывать, станет скучно. Они расслабятся (и это будет видно по позам), станут отправлять смс и смотреть в окно. Вам нужны другие — люди, которые напряжены, контролируют происходящее, внимательно слушают и следят за реакцией коллег. Выяснить, что «держит» этих сотрудников, поможет индивидуальная опросная беседа.
И это следующий этап, где читать реакции будете уже вы. Цель — понять, где подозреваемый лжет и что на самом деле думает. Базовая стратегия опроса выглядит так:
• Говорите о расследуемом событии (о чем предстоит разговор; зачем, по мнению сотрудника, его вызвали; как он относится к этому разговору и что знает о происшествии?)
• Обсуждаете причины и участников инцидента (что, по мнению опрашиваемого, могло вынудить мошенника к действиям; как бы он вел расследование; о чем, спрашивал бы подозреваемых?)
• Поднимаете тему личного участия в преступлении (кого подозревает сотрудник; по его мнению, действия были намеренными или случайными; почему он сам такого не сделал бы; как считает, почему его самого нельзя исключить из числа подозреваемых?)
• Выясняете отношение человека к мошеннику (за кого, кроме себя, опрашиваемый мог бы поручиться; что, по его мнению, чувствует и заслуживает виновный; имеет ли он право на второй шанс?)
Маркеров для определения причастности к преступлению много. Виновные обычно «не понимают», зачем их пригласили на разговор, и настроены враждебно. В ответах они обобщают уже известную информацию, меняют тему, задают встречные вопросы. Если невиновный человек спокойно заметит, что стал подозреваемым, потому что находился в офисе в момент Х, то мошенник будет с сарказмом заявлять, что следствие задает абсурдные вопросы и впустую тратит его время.
Непричастные готовы рассуждать над тем, кто мог мошенничать. Они приводят аргументы и часто ручаются за кого-то. Аферисты, наоборот, стремятся расширить круг подозреваемых, мол, навредить мог любой. Пока они «продают» положительный образ себя и говорят об ответственности, невинные коллеги могут даже горячиться, ведь их порядочность поставили под сомнение.
Еще один момент: если вы заранее предупреждали персонал о предстоящих беседах, подозреваемый может и не уклоняться от ответов. Наоборот, его речь будет слишком ровной и логичной. Никаких пауз, естественных повторов и возвратов, выверенные и идеально согласованные ответы — все это «маркеры» подготовленности. Человек хорошо заучил «правильную» версию событий и ладно пересказывает ее, иногда используя нехарактерные для себя слова.
И наконец, следите за реакциями подозреваемых. Обычно они довольно яркие, ведь обман всегда стресс. Сделайте вид, что принимаете ложь собеседника, — и увидите сначала облегчение, а потом гримасу презрения: ему удалось вас провести.
По способностям: почему с подчиненными нельзя быть справедливым
Запустить бумеранг: пять причин принять обратно уволившегося сотрудника
«Партнер должен быть сложным»: вызовы совместной работы, которые порождают новые идеи