Трудовой Кодекс РФ с комментариями ТК РФ, бесплатные консультации юристов
Российские вузы еще не стали частью экосистемы инноваций. Что нужно, чтобы это произошло?
В опубликованном 3 мая изданием Reuters рейтинге самых инновационных университетов Европы предсказуемо ни оказалось ни одного российского учебного заведения. Среди проблем отечественных вузов — то, что зачастую при высоком уровне разработок, их проекты и команды оказываются неготовыми к взаимодействию с венчурными фондами.
Инновации в вузах не стали органической частью экосистемы в целом — это затрудняет трансфер технологий, и, в итоге, развитие этой самой экосистемы. Попытаемся разобраться, почему так происходит.
Начнем с глобальной причины, по которой в стране замедленно развивается университетская инновационная экосистема — география. Не будем долго рассуждать о взаимосвязи успеха Кремниевой долины и близости Стэнфорда и Беркли. Сегодня схожих примеров по миру довольно много — скажем, BrabantStad в Северном Брабанте (одном из самых инновационных регионов Европейского Союза), где расположен, например, центральный офис Philips, или технологическая экосистема на юге Франции, сложившаяся вокруг университета Sophia Antipolis. Еще во второй половине прошлого века там «высадились» IBM, Hitachi и Honeywell. Важно понимать, что сегодня не только «долина» питается от университетов, но и наоборот — успех выпускников «стенфордов» и «беркли» обусловлен большим количеством частных технологических компаний, работающих в непосредственной близости к кампусу. У нас в стране по объективным причинам такие технологические хабы пока не сложились, хотя потенциал есть у региона Томск-Новосибирск.
Вторая причина связана с устаревшей системой взаимодействия университета и бизнеса. Сегодня такая система представлена двумя малоэффективными инструментами — заказы на разработки по хозяйственному договору и создание базовых кафедр. Каждый из этих способов является тормозом развития университетских инноваций. Хоздоговор создает проблемы как для бизнеса, так и для университета: заказчик получает разработку, которая не внедряется разработчиком, а исполнитель хоть и зарабатывает, но не получает возможности коммерциализации своей интеллектуальной собственности. С помощью базовых кафедр крупные компании получают кадры, но потом все равно переучивают недавних выпускников, а общество теряет одного потенциального disruptive инноватора — базовая кафедра это скорее про то, «как сделать, чтобы система и дальше нормально работала», а не про то, «как поменять систему, чтобы она заработала эффективнее».
Как уже было сказано выше, из практики работы по договору вытекает следующая проблема — низкие заработки университетов на интеллектуальной собственности. Чтобы понять масштаб этой проблемы достаточно сравнить цифры. Северо-Западный университет в США в год заработывает на лицензировании около $200 млн, а лидер рейтинга ИТМО и РВК по этому показателю — Национальный исследовательский Мордовский государственный университет — в 2015 году заработал 5,8 млн рублей. Такой разрыв нельзя объяснить даже с учетом разных размеров экономик двух стран.
При этом, проблема не в том, что университеты не производят интеллектуальную собственность, а в том, что не умеют пользоваться существующим инструментарием для того, чтобы на ней зарабатывать. Безусловно, часть разработок и не должна коммерциализироваться — это фундаментальная наука и те патенты, которые получают для выполнения требований присвоения ученых степеней. Однако остаются изобретения, которые должны превращаться во внедрения. На балансе университета могут стоять от 10 до 1500 ч объектов интеллектуальной собственности. В то, что ни на одном из них нельзя заработать, верится с трудом.
Если говорить о международной конкурентоспособности, то тут ситуация еще печальнее. Достаточно просто посмотреть на статистику по заявкам на получение международных патентов. Согласно уже упомянутому отчету ИТМО и РВК, всего 12 из 40 опрошенных университетов имеют хотя бы одну такую заявку (пять из них одной и ограничились). Для сравнения: на один только Северный Брабант в 2015 году пришлось 3381 патентных заявок.
Если наиболее очевидным способом коммерциализации интеллектуальной собственности является лицензирование, то создание Малого инновационного предприятия (МИП), ставшее возможным с появлением ФЗ 217 (о практическом применении интеллектуальной собственности научными и образовательными учреждениями — Forbes),— новый механизм, проблемность которого на первых этапах можно понять. Сегодня в среднем по университетам на 1 000 обучающихся приходится примерно 1 МИП, а у университетов-лидеров этот показатель достигает 2 и 3 МИП на 1 000 обучающихся. При этом в среднем МИПы университетов привлекли по 1,24 млн рублей за 2015 год, а доход своим университетам принесли только 18 из 45 вузов, опрошенных РВК (больше 300 000 на МИП получили только 6 вузов). Цифры, прямо скажем, не самые впечатляющие.
Конечно, важно сказать, что до последний редакции ФЗ 217 не позволял размывать долю вуза в МИПе, что, фактически, делало участие в таких компаниях для венчурных фондов инвестиционно-непривлекательным. С внесением поправок, решивших этот вопрос, ситуация начала меняться в лучшую сторону.
Для дальнейшего оздоровления всей экосистемы должно ее институциональное перерождение, отправными точками для которого станут центры трансфера технологий и специализированные венчурные фонды. Первые станут единым окном, занимающимся всем, что можно коммерциализировать из разработок университета, а вторые — выберут из этих разработок те, которые имеют потенциал превратиться в продукты и помогут их авторам с выходом на рынок.
