В эпоху цифрового преобразования производств вывести на рынок новый прорывной продукт есть у каждого энтузиаста
Глобализация, недавно считавшаяся едва ли не главным залогом роста неолиберальной экономики, похоже, благополучно отменяется. Рост закончился, усиливается разочарование в системе и в мире, все четче прослеживаются тенденции политической и экономической децентрализации, об этом пишет, например, британский дипломат и разведчик Алистер Крук. В этом разрезе такие яркие и удивительные явления как «Brexit» или победа Трампа уже не выглядят из ряда вон выдающимися, а напротив, ложатся в уверенный тренд. У тенденций децентрализации на самом деле есть для многих не очевидное, но хорошо работающее объяснение, связанное с уровнем развития технологий.
Известный нам мир построен на победах промышленной революции, главным топливом которой были и остаются ископаемые углеводороды, а главными достижениями являются взаимосвязанные массовое производство и массовое потребление. Сегодня мы находимся внутри новой технологической революции — цифровой. Она лишает углеводороды их ценности и размывает границы между информацией и материей. Первым толчком изменений стало развитие компьютеров, новую волну технологических сдвигов ознаменовали прорывы в вычислениях и коммуникациях и интернет. Все это привело к радикальной демократизации получения, хранения, обработки и передачи информации.
В эру цифровой революции производственные системы контролируются не человеком, а компьютерами. К чему это ведет? К радикальной демократизации разработки и производства любых материальных продуктов. Это в свою очередь деформирует системы, на которых построены политические и финансовые капиталы правящих элит. Собтсвенно, поэтому цифровая революция не встречает с их стороны какой-либо поддержки. И основной движущей силой прогресса становятся энтузиасты. Вернемся в XX век: больший рывок ИТ-технологиям и инновациям в других отраслях дало не создание больших компьютеров в крупных корпорациях и элитных университетах в 50-60-х, а массовое распространение демократичных компьютеров — в домах, на рабочих местах — и их объединение в глобальную сеть.
Любопытная деталь: доступные простому населению компьютеры как класс очень долго просто игнорировались крупными корпорациями. Они вышли из стен «гаражей», любительских компьютерных клубов. У DEC, Hewlett Packard, IBM в 70-х годах, несомненно, были ресурсы для разработки и производства настольных или домашних компьютеров, но не было видения перспектив этого рынка. В результате первым массовым компьютером, ориентированным не на бизнес, а на любителей стал Altair 8080, разработанный крохотной компанией MITS. Именно любители подготовили мир технологически и психологически к появлению персональных компьютеров. В целом, эволюцию компьютеров можно свести к движению от узкого круга больших машин, к огромному количеству малых, от концентрированных систем — к распределенным.
Совершенно аналогичную ситуацию теперь мы видим в мире цифрового производства — в мире производственных машин, контролируемых компьютерами. Лучше всего это видно на примере 3D-принтеров и машин аддитивного производства (3D-принтеров, которые печатают в том числе конечные продукты — Forbes), которые предполагают, что теперь материалы не сгибаются, режутся или гнутся, а слой за слоем образуют будущее изделие. На заводах уже появляются 3D-принтеры, которые печатают металлом, керамикой, органическиим материалами, песком. Компания Apis Corp продает мобильные 3D-принтеры для печати зданий. А студенты MIT учатся печатать мороженое. Появляются совершенно новые матеиалы, более прочные и одновременно олее легкие, которые тоже предполагают использование 3D-принтеров. Существуют даже специальные базы данных, «маркетплейсы» (например, Senvol Database), где можно найти подходящий по свойствам материал или необходимый 3D-принтер.
3D-принтеры и машины аддитивного производства существуют с середины 1980-х, но до недавнего времени они были доступными лишь для крупных компаний и университетов. Одна из трех компаний, опрошенных аналитиками E&Y, внедряют технологии 3D-печати в производственные процессы, в то время как лишь 20% из них используют их для создания конечных изделий. Насколько это приносит экономический эффект? General Electric, скажем, стала использовать аддитивное произвосдтво для форсунок впрыскивания топлива на своих самых продаваемых двигателях, поколения LEAP. Airbus A350 XWB летит с более чем 1000 напечатанных на 3D-принтерах деталями, это дает 25% экономии топлива для воздушного судна.
Сегодня 3D принтеры по стоимости сопоставимы с персональными компьютерами, и произошло это — так же, как и в случае с компьютерами, — благодаря любителям и энтузиастам. К началу 2000-х у таких серьезных игроков рынка аддитивных машин, как 3D Systems или Stratasys, несомненно, были все ресурсы для разработки и производства настольного (домашнего или любительского) 3D принтера, однако, из-за тех же самых причин, что нашлись тридцатью годами ранее у компьютерных корпораций, ничего подобного сделано не было. Демократичные 3D принтеры появились благодаря любителям, которых объединил открытый проект RepRap в 2005 году. RepRap — это достаточно простой 3D-принтер, который умеет печатать в том числе компоненты для своей собственной конструкции и интегрирован с ПО, распространяемым по открытой лицензии (open source). То, что принтер «самовоспроизводится» и то, что участники сообщества RepRap создали открытую базу 3D-моделей, по которым можно было печатать объемные изделия, обеспечили ему огромную популярность. До появления RepRap, обычному пользователю 3D-принтер обошелся бы в не менее чем €30,000, говорят создатели проекта. Сегодня на eBay готовый 3D-принтер RepRap можно купить за несколько сотен долларов, а если собирать принтер самому (купив детали и воспрользовавшись открытыми рукосодвтвами), — получится еще дешевле.
Трехмерная печать — это лишь самый яркий пример глобального тренда демократизации инноваций. Все основные технологические процессы в той или иной степени перешли в цифровой формат. Для большого числа цифровых производственных технологий сегодня развиваются демократичные решения. За всеми новыми демократичными решениями в сфере цифрового производства стоят энтузиасты — это либо стартапы, open-source проекты. Средства производства становятся доступными, и владение ими перестает быть атрибутом, разделяющим человечество на две касты. Демократизация средств разработки и производства новых продуктов сегодня ведет к возвращению производства из Китая в развитые страны, а завтра сформирует совершенно новый технологический уклад распределенного (децентрализованного) производства, направленного на удовлетворение потребностей локальных рынков за счет локальных ресурсов.
У ячеек распределенного производства будущего сегодня уже есть сообщества-«прототипы» — различные площадки коллективного доступа к оборудованию и совместной работы над проектами. Эти площадки («хакспейсы», «мейкерспейсы», «фаблабы») объединяют «мейкеров» — людей, создающих свои собственные продукты и движимых при этом как тоской по работе собственными руками, так и желанием заработать. Ведь из стен лаборатории «мейкеров» можно вывести собственный продукт на рынок, минуя традиционные цепочки «инвестор-производитель-вендор». Например, именно из среды «мейкеров» вышли такие известные проекты, как часы Pebble (проект-рекордсмен по сбору средств на KickStarter, впрочем, недавно поглощенный Fitbit за относительно небольшую сумму) или Oculus Rift (производитель VR-устройств, купленный Facebook за $2 млрд).
Правда зарождающийся новый технологический уклад сильными мира сего, увы, пока по большей части не замечается или не понимается. Государство в движении «мейкеров» видит лишь средство реанимации системы поддержки научно-технического творчества детей и молодежи. Целью поддержки все равно остается воспитание поколения креативных специалистов для сегодняшних производств. Может быть, это и хорошо (часть из тех, кого готовят для производств сегодняшних, создадут производства завтрашние), но все же визионерства представителям органов господдержки не хватает.
Готовятся ли к грядущим изменениям, связанных с цифровой трансформацией производств, корпорации? Пока лишь некоторые крупные компании так или иначе обратили внимание на «мейкерское движение». Естественно, первыми с ним работать стали игроки в сфере хай-тек. Например, компания Autodesk, традиционно ориентированная на рынок «профессиональных» продуктов для дизайна, запустила линейку «любительских» продуктов «123D», — нацеленных для «мейкеров», бесплатных для некоммерческого использования. Autodesk, к тому же, приобрел интернет-сервис «Instructables» — открытый портал для публикации инструкций по реализации самых разнообразных персональных проектов, от кулинарных рецептов до проектов автономных роботов. Сумма членства в «Instructables» — всего $1,95 рублей в месяц.
Производители «профессиональных» трехмерных принтеров приобретают производителей настольных или «мейкерских» принтеров. Например, один из крупных игроков на этом рынке, 3D Systems, приобрел британскую компанию Bits from Bytes, принтеры которой стоят всего $1,300-$3,900. В январе 2013 года, например, благодаря подарку от Bits from Bytes (принтеру 3DTouch) Университет Западной Англии стал первым универом Великобратнии, в библиотеке которого студенты могут воспользоваться 3D-принтером. А другой игрок, компания Stratasys, купила американский Makerbot c его обширным каталогом 3D-моделей Thingiverse (сумма сделки составила $403 млн). Напомним, эти корпорации, отчаянно конкурируя на рынке дорогих 3D-принтеров, до поры полностью игнорировали рынок доступных принтеров и теперь, спохватившись (явно с опозданием), в этом сегменте выглядят очень скромно. Доминирующая часть рынка настольных 3D-принтеров делится между небольшими компаниями, так или иначе, берущими начало от проекта RepRap.
Корпорация Intel, видимо, следила за успехами платформы Arduino (открытой системы для прототипирования электронных устройств) и сначала выпустила на рынок несколько собственных решений для мейкеров (Galileo, Edisson), а потом и вовсе, выпустила свою, продвинутую версию Arduino — Genuino или Arduino 101. Intel с 2010 года по 2015 год потратил около $300 млн только на на Galileo.
Интересен пример корпорации Airbus, которая в дополнение ко множеству R&D-подразделений открыла «Protospace» — лабораторию для воплощения новых идей и проверки концепций, построенную по принципам всемирной сети открытых лабораторий fab lab. Fab lab — это площадка с несколькими инструментами цифрового производства (настольные 3D принтер и фрезерный станок, машина лазерной резки, простой фрезерный станок с большим рабочим полем, наборы электронных компонентов, источники питания, паяльные станции и прочее, общей стоимостью около $100 000, всего в мире более 500 таких площадрк). В арсенале Airbus есть многокоординатные обрабатывающие комплексы стоимостью в несколько сотен тысяч долларов за единицу, однако, для решения ряда задач технологии и методики fab lab оказываются более эффективными, чем традиционные «профессиональные» — на порядок более дорогие — средства прототипирования и производства.
Итак, похоже, настал момент, когда сжигание углеводородного топлива оказывается недостаточным для роста и движения вперед, когда у профессионалов исчезают конкурентные преимущества перед любителями и когда самым ценным ресурсом становится знания.